В литературе этого времени передана стихия народного возмущения против угнетателей. Мотивы протеста звучат в лирике (газель, кыта) и в сатире. Наиболее яркими представителями поэзии, выразившей настроение народа, были Ибн Ямин, Хафиз, Камаль Худжанди и сатирический поэт Закани.

Ибн Ямин (1287—1368) унаследовал от отца должность сановника и поэта при правителях Хорасана. Когда под ударами сарбадаров рушилась власть иноземцев и их местных прислужников, Ибн Ямин, человек образованный, тонкий поэт, стал певцом сарбадаровских вожаков. Он примкнул к плебейскому крылу повстанцев, руководимому одним из радикальных суфийских братств. Новое содержание его стихов продиктовало поэту выбор формы — кыта (отрывка).

В них в лаконичной и выразительной форме Ибн Ямин воспевает свободу, борцов против несправедливости. Некоторые из стихов поэта звучат как боевые прокламации повстанцев. В одних он призывает к сплоченности, в других говорит о ненависти к врагам. Порой его стихи насмешливы, ироничны:

Если станешь ходить за коровой хоть три месяца,
Благополучие твое возрастет с каждой неделей.
Ну, а если семьдесят раз в неделю восхвалишь царя,
Толк будет невелик: тому милее шут.
Что ж, погляди и убедись:
Уход за одной коровой лучше служения сотне шахов.

Показная бесшабашность лирического героя Ибн Ямина — ринда (гуляки) была протестом против аскетизма, ханжества религии, призывом к чистой совести, свободе духа. Человек для Ибн Ямина выше ангела, человек — высшая ценность, совесть — его жизненный наставник, смелое дерзание — путь к счастью.

Убайд Закани родился в конце XIII в. в Южном Азербайджане, а умер в 1368 г. Он учился в Ширазе, где, видимо, рано столкнулся с социальной несправедливостью. В прозаических посланиях (рисале) он высмеивает безнравственность феодалов. Послание «Этика благородных» состоит из семи глав, в каждой из которых говорится о мудрости, смелости, скромности и т. д. Главы разделены на две части: «отмененное учение» и «утвержденное (действующее) учение»; в первой части, ссылаясь якобы на авторитет древних, автор излагает свои социально-этические взгляды, а во второй — разоблачает нравы власть имущих, для которых «чаша огненного вина дороже крови ста братьев». Закани также высмеивает трусость: «Я не подставлю себя под удары стрел, топоров и пик; страсти, вино и скоморохи мне гораздо больше по душе». Многим газелям Закани свойственна острая сатирическая направленность.

Всемирно признанным поэтом был Шамсиддин Мухаммад (1325—1390), известный под псевдонимом Хафиз. Поэт родился в Ширазе, где провел всю свою жизнь. Жизнь и творчество поэта обросли бесчисленными легендами. Одни из них красивы, другие печальны, третьи поучительны, но все они противоречивы и недостоверны.

Ясно одно, что произведения Хафиза стали известны за пределами его родины еще при жизни поэта. Считается, что поэтическое наследие Хафиза состоит из более пятисот газелей, некоторого числа рубаи и двух небольших поэм. Трактовка его творчества была и остается самой различной — от мистического плана до земного, реального. В ряде произведений он действительно развивает суфийские мотивы, но большая часть его газелей имеет ярко выраженное «земное» звучание. Устремленность к богу у него — это поиски некоего абстрактного идеала «знания правды» и «совершенства красоты», возвышающего человека и утверждающего его право на счастье.

Особенно резко выступает поэт против тех, кто учит благочестию, а сам погрязает в пороках. Обличения нередко носят у него явно сатирическую окраску. Он высмеивает религиозных проповедников, которые, «как только службу с важностью в мечети сотворят, в кабачках совсем иное, тайно, чтоб не быть в ответе, совершат». Не менее резки его высказывания о мире, который «ласкает подлецов, надменных владык». Лирический герой, предпочитающий поклонение любимой служению царю, чувствует себя богаче «нищих духом» вельмож. Известна его газель, начинающаяся бейтом:

Дам тюрчанке из Шираза Самарканд, а если надо
Бухару! В ответ индийской жажду родинки и взгляда.

(Перевод К. Липскерова)

С этой газелью связано такое предание. Тимур, завоевавший Шираз, услыхал эти стихи и вызвал к себе певца. И когда поэта, одетого в жалкое рубище, доставили к нему, Тимур грозно спросил: «Это ты сулил отдать какой-то тюркской девчонке мои города — Бухару и Самарканд. Да как ты смел?» — «Увы, повелитель, именно так я и дошел до такого состояния», — отвечал поэт, показывая на свои лохмотья. Остроумный ответ спас поэту жизнь.

Воспевание человеческой любви противоречило ортодоксальной проповеди безропотного подчинения «царю небесному». По мнению поэта, служение милой влекло за собой раскрепощение от рабства у царей «земных и небесных»:

Пленник шелковых кос — не томится Хафиз, —
В том спасенье его: не слуга он ничей.

(Перевод Е. Дунаевского) 

Мусульманская ортодоксия да и «благочестивые» формы суфизма звали к примирению с действительностью, покорности, а газели Хафиза — к свободе.

Проповедники блистают благочестьем в божьем храме,
А тайком совсем другими занимаются делами. 

У мудрейшего спросил я: «Отчего святоши эти,
Призывая к покаянью, каются так редко сами? 

Неужели словоблуды, угрожая страшной карой,
Сами в судный день не верят и лукавят с небесами?»

(Перевод Г. Плисецкого) 

С темой любви переплетается и тема вина. Это не мистическое опьянение, а радостное упоение жизнью, озорной бунт против запретов шариата, против лицемера-надсмотрщика, а также философское приятие вечного бытия: «О вечность, хмельная чаша, Хафиз этой чашей пьян!»

Герой Хафиза — буйный ринд: «привольный, как орел», «верный друг», «человек, богатый сердцем и умом», «сильный духом», «воспламеняющий сердце», ниспровергатель освященных исламом авторитетов. 

Будь нищим, как Хафиз, презри тщету мирскую.
Велик не взявший все — а все другим отдавший. 

(Перевод Г. Плисецкого)

Хафиз довел жанр газели до совершенства. Степень его мастерства такова, что каждый бейт (двустишие) газели может существовать отдельно или переставляется местами в одной газели, не разрушая смысла стихотворения. Например: 

Приди же, милая моя: мы небо рассечем
И создадим для всей земли невиданный уклад.

Да, я считаю, что пора людей переродить,
Мир надо заново создать — иначе это ад.

(Перевод И. Сельвинского)

Вольнолюбивая мысль Хафиза не связана ни с какой определенной системой. Он свободно брал и сочетал, часто противоречиво, то, что соответствовало его поэтическому восприятию мира и жизни.

Еще начиная с арабской любовной газели, в этой жанровой форме воспевались любовь-наслаждение и любовь-страдание. Каждому из этих двух основных мотивов была свойственна целая система тонов, полутонов, оттенков, образов. В хафизовской газели выражены оба мотива, что придает ей особое обаяние. 

Ресницы любимой  моей — мечи, покорившие мир:
Навалены трупы вокруг, была беспощадной резня! 

(Перевод Г. Плисецкого) 

Идея любви поднята поэтом на философскую высоту. Земные, плотские образы толковались как аллюзии на религиозно-мистические понятия, но скорее у Хафиза именно коранические образы воспринимаются как земные. Так, газель «Не тужи» звучит гимном твердости и духовному мужеству. Библейский и коранический образ Иосифа Прекрасного (Юсуфа) придает стихотворению возвышенность, а не религиозную потусторонность. У Хафиза религиозные и человеческие ценности как бы меняются местами. Поэт писал:

Свершая утром намаз, я вспомнил своды бровей —
И вопль восторга потряс михраб мечети моей.

(Перевод А. Кочеткова) 

Стихи Хафиза предельно музыкальны. Он точно выбирает образы, краски, полутона, его язык метафоричен. Поэт продолжал традиции многих великих фарсиязычных поэтов: психологизм Низами, рационализм Хайяма, возвышенный стиль Руми, мастерство Саади — и, добавим, вдохнул в этот поэтический сплав дух острословия, свободомыслия и бунтарства, что всегда настораживало ортодоксально настроенные круги. Характерен в этой связи конфликт, возникший у Хафиза с правившим тогда в Ширазе шахом Худжой, о чем, как о реальном факте, рассказывают источники. То ли раздраженное славой Хафиза, то ли желая «обезвредить» его воздействие, духовенство пыталось внедрить представление о поэте как о богобоязненном, правоверном мистике. Извращался сам облик Хафиза. Нападки врагов не прекращались и после смерти поэта.

Некоторые исследователи называют Хафиза мистиком. Но мистицизм поэта — это поэтическое созерцание и прозрение, которые обожествляют и любовь, и красоту, и дух человеческий, это культ человека. Такой подход был враждебен ортодоксии по самой своей сути.

В течение более чем шести веков живут произведения поэта. Музыкальность словесного оформления, усиленная мелодическим исполнением, сделала газель доступной и близкой всем.

В течение столетий любовь к газелям Хафиза передавалась из поколения в поколение. В Иране и Таджикистане имя Хафиза стало нарицательным, это истинно народный певец. С начала XIX в. Хафиз по-новому входит в мировую поэзию. О нем восторженно писали Гете и Пушкин. В духе традиции Хафиза написан известный сборник Гете «Западно-восточный диван».

 

 

Источник